которые называют то шейными платками, то бабочками. Пальцы их обычно увенчаны красивыми и дорогими кольцами, а выражение лиц такое, словно оказались в свинарнике — брезгливое, недовольное… Часто этих людей сопровождают переводчик и личный слуга. Конечно, с господами поговорить мне ни разу не удавалось — дело обстояло не только в различии языков, но и в том… что я по сути им никто. Гадкий простолюдин. А, вот, с переводчиками порой удавалось перекинуться парой-тройкой слов — особенно если те живо интересовались нашей культурой. С одним из них, которого, кажется, звали забавно, Пьер, мне даже удалось переспать. Сначала он, как и все иностранцы, упирался, заявляя, мол, не принято в его родной стране спать с мужчинами, да и где-то там ждет жена, на что я ему заявил с хитрой улыбкой:

— А ваша жена узнает? Она далеко-далеко.

На кого-то такое срабатывало, но большая же часть хмурила брови и переставала после этого со мной общаться. Пьер, молодой милый мужчина с волосами цвета немного поблекшего золота и слабым зрением (настолько, что почти всегда носил очки), оказался из небольшого числа тех, кому захотелось попробовать «восточной экзотики». В постели же выяснилось, что нет на самом деле никакой жены, да и для него вообще все это в первый раз. Также молодой человек разболтал, что был нанят неким господином Роули, который владеет большими текстильными фабриками и желает сотрудничать с местными крупными поставщиками. В общем, ничего особо увлекательного — бизнес, бизнес, бизнес… Ну, факты, слухи и сплетни никогда не бывают лишними — ведь очень часто ради них я влезаю в чужую постель: чем больше знаешь о жизни города, тем больше возможностей открываются перед тобой. Пьер после этой жаркой ночи подарил мне простенькое колечко и сердечно обещал приехать на следующий год, чтобы затем увести к себе на Запад. Мне, правда, не особо-то и хотелось уезжать, однако, мило улыбнувшись, согласился — люди в большинстве своем любят, когда ты с ними соглашаешься. Прошел почти год, но от Пьера ни весточки. Впрочем… невелика потеря.

Однако что это я все о Пьере и о Пьере?.. Тот, кто мне действительно на данный момент интересен — никто иной как господин Уджа. Помимо того пьяницы, я поговорил еще с несколькими воинами, которые принимали участие в войне с королевством Тин, да только все говорили, примерно, одно и то же: слухи и догадки о его милосердии и справедливости либо наоборот о жестокости и тирании. К сожалению, сколько бы ни искал, так и не удалось разыскать ни одного солдата, служившего с ним в одном полку, а уж тем более тех, кто присутствовал во время осады крепости Джун: отчасти потому, что многих из них повысили, и они теперь стали слишком важными людьми, чтобы разговаривать с таким, как я. Почему Уджа заинтересовал?.. Скажет так, я — некто вроде любопытного насекомого, летящего на свет. Может, это — просто свеча или лампа, а, может, смертоносная ловушка. Пока не проверю — не узнаю. Собирать слухи и теории об интересных городских личностях, а затем сравнивать их с действительностью — нечто вроде моего хобби. Подчас очень легкое, а порой — необычайно опасное. И Уджа, ставший известным в годы войны, окруженный ореолом таинственности, получивший от короля большую сумму денег за заслуги и спустивший большую часть на свой чудо-бордель с купальней и гостиницей, не мог не заслужить моего внимания. Однако перед тем, как залезть к жертве в постель, я обычно много всякого узнаю о ней из чужих уст. Дурашка Унир думает, что справляюсь одними только чарами, скрывающими пятна на лице, да иногда теми, что подслащают речи… эх, сама наивность! Да если бы все обстояло лишь так, то меня бы давно убил какой-нибудь разгневанный бывший. Не-е-е-ет, здесь дело куда тоньше: ты сначала приглядываешься к жертве, смотришь, по зубам ли она, затем узнаешь о ней всяко-разное и только потом сокращаешь дистанцию.

Поначалу ничего интересного об Уджа разузнать не удалось: лишь неподтвержденные слухи о жестокости на поле боя и во время осады крепости Джун, однако терпение и труд принесли свои плоды — спустя месяц-другой удалось раскопать парочку любопытных сведений. Например, то, что господин каким-то образом связан с тем самым Роули, владеющим текстильными фабриками на Западе. Кажется, что-то завязанное на нелегальной торговле без приобретенной у гильдии лицензии. Казалось бы, ничего особо необычного в данном не было: многие обладатели крупных борделей, курильных и питейных заведений и домов азартных игр становятся игроками на теневом рынке, предлагающем множество различных товаров и услуг (в том числе и противозаконных) по сниженной цене… но с куда большим риском, как для торговца, так и для покупателя. Если о таком прознает власть, и никакая из сторон не сможет откупиться — убивают всех. Либо сажают в тюрьму — в такие условия, что и там ты, считай, мертвец. Заинтересовало меня в данном, во-первых, то обстоятельство, что сам богач Роули — на публике такой высокомерный и чистенький — решил воспользоваться услугами нелегальных торгашей, а, во-вторых, разнюхивая об этом, я наткнулся на еще более любопытный слушок. На этот раз речь шла о родстве Уджа. Никому не секрет, что принадлежит он к роду Тоё и рожден был одной из наложниц нынешнего главы дома — прелестненькой, рыжеволосой и погибшей давным-давно при загадочных обстоятельствах, когда хозяин борделя был еще ребенком: одни говорят, что от болячки, а другие подумывают на яд. Так вот, согласно слушку, у матери Уджа была интрижка с королем, и мужчина является плодом этой связи. Большая часть интриг королевского двора, а также особо знатных домов редко когда становится достоянием общественности, поэтому данное можно было проверить лишь одним способом — расположить к себе хозяина борделя и узнать об этом непосредственно от него самого. Тем более в пользу этой теории говорило то, что Уджа, будучи старшим сыном, лишен наследия. Охотник во мне не на шутку раззадорился.

Начал я сближение с малого — посещая бордель, заводил там знакомства и наблюдал. Пускай на первый взгляд и незаметно было, но, приглядевшись, быстро сообразил, что в заведении найдется достаточно выходцев из личной свиты Уджа: замаскировавшись под простых работников, они тщательно следили за происходящим в публичном доме. Многие знатные люди имеют таких — это нечто вроде маленькой шпионской сети. Мне пришлось быть весьма аккуратным — особенно с девчушкой по имени Йой: она-то чуть ли не сразу начала подозревать меня во всяком и то и дело маячила на